"Ангелы революции"
Режиссёр Алексей Федорченко
Россия, 2014
Первое, что хочется сделать сразу после выхода из кинотеатра, – остановить время, вскрикнув: «Дайте тишину!». Закрыть глаза, проиграть весь фильм от начала и до конца на таком же волшебном футуристическом (только не музыкальном, а визуальном) инструменте, на котором играет героиня Дарьи Екамасовой. Сначала в правильном, потом в произвольном порядке. Окунуться еще раз в красоту и поэзию каждого кадра, впустить её внутрь. Выделить отдельные сцены, разбить на фрагменты. Ярко голубой волнистый попугайчик на оранжевом, словно яичный желток, подсолнухе. «Хава нагила» в сосновом лесу. Маки с сердцевиной в виде серпа и молота. Разномастные тузики с привязанными к спинам калачами на фоне плакатов с лозунгами: «Мы не собаки! Нам не нужны крылья, чтобы летать!» – искусная реклама первого советского дирижабля. Механический гул патефона, смываемый влажным шелестом осеннего леса. Маузер, направленный точно между магических малахитовых глаз Полины-Революции...
Режиссер Алексей Федорченко, оператор Шандор Беркеши и соавтор сценария Денис Осокин вплетают документальную ниточку истории о Казымском восстании в легенду, проецируемую на занавешенное дымом ночное небо. Так рождается кино.
1934 год. Пятёрка художников-авангардистов во главе с Полиной Шнайдер идёт к шаманам племени хантов с директивой отменить богов древности и провозгласить дремучему туземному народу новую веру – Советскую власть. Все участники похода – те самые сверхлюди, о которых когда-то мечтал в своих произведениях Андрей Платонов. Полина – одной крови с песчаной учительницей Марией Нарышкиной, она готова строить прекрасный и яростный мир в той точке земного шара, куда её забросит великое дело Революции. Если понадобится – будет первой и на Луне. Полина не боится ни людей, ни пулемётов, ни хантыйской Праматери, живущей на острове кошек. Словом, товарищ Шнайдер в исполнении незабываемой Дарьи Екамасовой получилась «не то античной богиней, не то валькирией древненемецких саг» (именно такой, по свидетельству современника, была пламенная революционерка, журналистка и просто красавица Лариса Рейснер – главный Полинин прототип).
Её коллеги и подчинённые – прямые «потомки солнца» с привитым им «микробом энергии» авангарда. Они создают, перекраивают и разделяют на атомы свои супрематические вселенные, чтобы в будущем возвести идеальный дом для всего человечества.
Полинино агит-войско можно охарактеризовать строчкой из песни группы «Браво»: «этим смелым парням и беда – не беда, путеводная им помогает звезда». Правда, эта звезда коварна и легко может обернуться пятиконечным фанерным ужасом, предназначенным для печи крематория, придуманного архитектором Николаем (Константин Балакирев). На губах, на ладонях горячий привет Олдосу Хаксли! Невозможно сразу ответить, что приводит в больший трепет: затейливые саркофаги для «огненных похорон»? То, что храм – место, где душа обращается к высшим силам с молитвой о сокровенном, – изобретательной революционной мыслью приспособлен под фабрику праха, которая по скоростному трафику превратит бренные человеческие останки в пепел? Одиозный лектор, напоминающий чудесным образом прокопавшегося из-под земли зомби? Или эйфористические аплодисменты проекту Николая (прототипом этого советского «Прометея» стал архитектор Дмитрий Осипов, разработавший план перестройки Донского собора под нужды наступившего времени; впоследствии – там же и погребённый). Если «новые формы» – полностью креатив Алексея Федорченко, то реклама «огненных похорон» смонтирована из дословных цитат, найденных в газетах и журналах середины 20х-30х годов. К слову, Донской крематорий оказался настолько «в тренде», что образованное при нём Всероссийское кремационное общество традиционно вручило первые членские билеты самым передовым и прогрессивным лицам государства – Сталину, Молотову и Калинину. Всё – согласно небесной иерархии ОГПУ.
Кинорежиссёр Пётр (Павел Басов) – лучший авангардист в СССР, по мнению товарищей. Ещё бы, прототип ни больше, ни меньше – Сергей Эйзенштейн, в фильме использованы кадры из его киноленты «Да здравствует Мексика» (1931-1932 г., завершён Г. Александровым). Пётр предлагает использовать супрематическое искусство в качестве инструментария религиозной дрессуры, считая, что легче приручить туземцев при помощи причудливых «бус» современного театра, живописи и кино. Но если «красота выше идеи», почему такой мощный внутренний протест вызывает запечатление на плёнку казни дезертиров? Словно одобряешь действия палачей. Вспоминается интервью актрисы Маргариты Тереховой, в котором она рассказывает, как на съёмках «Зеркала» отказалась отрубить голову живому петуху – не стала совершать жертвоприношение кинематографической красоте. Пётр к жертвам готов, гармония и достоверность кадра – для Главного, для Вечности. Тем более, Революция – такое время, когда и ангелы картошку чистят (и красочно позируют для группового портрета, в центре – «серафим современной драматургии» Ярослава Пулинович).
Скульптор Захар (Георгий Иобадзе) внешне напоминает поэта Бориса Пастернака. Он воюет с «опиумом для народа», высекая из камня известный исторический анекдот – памятник «первому богоборцу» Иуде Искариоту. Монумент выходит настолько выразительным, что позировавший для него монашек, глядя, как статуя грозит небесам комично выставленным бицепсом, не может вымолвить ни слова… Но одними глазами там сказано всё! Можно продать свой лик Иуде за кусок красного хлеба, но совесть не заглушишь ни идеологическим абсурдом, ни страхом смерти (прототип Захара – Степан Эрьзя. Парижские газеты называли его «русским Роденом», соотечественники талант не оценили – в Свердловске одна из его скульптур была демонтирована и пропала без вести. Работая в Аргентине, Эрьзя открыл миру нежную душу южноамериканского дерева, которое послужило материалом для создания удивительно одухотворенных, гениальных произведений, похожих на образы с полотен Михаила Врубеля).
Смирнов (Алексей Солончев) в прошлом – режиссёр театра репрессированных теней. Нет театра – нет проблемы (прототип – Освальд Глазунов и литовский театр «Скатувэ», вся труппа и работники которого были расстреляны в 1937 г., а сам режиссёр погиб в лагерях).
Очень опрометчиво уезжать, оставив своего ангела-хранителя дома: велика опасность не вернуться. В экспедиции не хватает еще одного участника, уже однажды спасшего жизнь главной героине. Необыкновенно мягок и лиричен Олег Ягодин (в фильме занят не только ведущий актер, но и практически вся труппа замечательного екатеринбургского «Коляда-театра»), играющий Ивана, в сцене прощания с Полиной. Мечтательно глядя на экран, он говорит, что устал от кровавой работы и отныне его оружием будут дирижёрская палочка и мотивы для локомотивов (прототип: Арсений Авраамов, превративший Москву в ноябре 1923 года в город-оркестр и попытавшийся в своей «Гудковой симфонии» повенчать музыкальную «розу» мелодий «Интернационала», «Варшавянки» и «Марсельезы» с механической «жабой» звуков заводских труб, свистков паровозов, пароходов и оружейной стрельбы). Мол, не смотри на меня так, Полина-Революция, я ни в чём не виноват – новому времени нужны новые композиторы. Для сравнения – он же в финале, перевоплотившись из романтичного ангела авангарда в неутомимого демона мщения с бесстрастным лицом, посмотрит в камеру стальными глазами и равнодушно отдаст приказ казнить хантыйского князька, предварительно велев отрезать тому веки. И едва оленья упряжка увезёт привязанного к ним пленника, на бледном челе которого словно расцвели багровые маки, Иван заберётся в корзину воздушного шара и собственноручно отправит себя прямо в НАРКОМНЕБО, поставив точку пули в конце. Пуля-аусвайс в светлое будущее. С любимыми не расставайтесь…
Как, должно быть, хорошо и славно пить чай с баранками, да из самовара, да слушая небесный вальсок, да посреди заснеженного поля, да в красной бархатной бурке и чёрной папахе, да с возлюбленным, да согревая его тонкие, музыкальные пальцы в своих тёплых ладонях, да под взрывы снарядов, взметающие вверх снежную пыль… Бог есть. Даже здесь. А еще он – в «россыпи» витражных стекляшек на стене темной комнаты. И в том, как двое тихо и напряженно вглядываются в серебряный колодец настольного зеркала, пытаясь угадать общую судьбу…
А если бог далеко, если пришла и положила голову на плечо «разлука – младшая сестра смерти», остаётся только разбить вдребезги мечты о симфониях паровозных гудков, выпить горькую прямо из ствола маузера да выпустить из груди имя бога, как птицу из клетки. Выдохнуть любовь.
Попытка подчинить себе тысячелетний жар языческой крови – как стрельба по сахарным ангелочкам. Туземные красавицы в русских народных платках смотрятся не менее экзотично, чем Полина Шнайдер в кокошнике хантыйской богини (пытаешься представить себе последнюю, эту хозяйку острова Кошачьего локотка, а возникает образ Мергень – якутской леди Макбет из фильма Алексея Балабанова «Река»). Противостояние богам закончится пятью неподвижными телами, лежащими на деревянном амбарном полу, с обрывками веревки на шеях.
Ради любви возвращаются даже мёртвые. Со словами «мы умерли, а теперь пришли за вами». В финале этот бог примиряет ангелов Красной армии с демонами сказочной тайги: картинка глубоких снегов сменяется интерьером типовой современной многоэтажки, на экране появляется пожилая женщина в синем платье. Надрывая сердце слушателям, она поет «Песню о тревожной молодости» («жила бы страна родная, и нету других забот…»). Эта загадочная певица – «первая девочка Советской Югры» Катя Обатина, появившаяся на свет в роддоме той самой Казымской культбазы, основанной советскими миссионерами под руководством Полины-Революции (Алексей Федорченко подарил персонажам души знаменитых авангардистов, но оставил имена реальных участников экспедиции). Так прощается легенда и возвращает нас назад в будущее.
Армия ангелов авангарда бессмертна. Красота спасёт мир.
январь 2016