Обыкновенный ноябрь в Петербурге тёмен и мрачен, как дно колдовского котла. Дежурные меланхолии, мучительное ожидание зимы и неизбежные приступы интеллектуальной хандры. Но в этом году произошел «сбой программы» – по театральному небосклону Северной столицы стремительно пронеслась яркая комета: впервые на большие гастроли приехал екатеринбургский «Коляда-театр». Полное освобождение от депрессии в девяти днях, двух читках, трёх фильмах и тринадцати спектаклях. В конце ноября Новая сцена Александринки стала «местом силы» и практически вторым домом для многих зрителей и студентов (из всей гастрольной программы только «Ричард III» был представлен на площадке Большого театра кукол в рамках БТК-феста).
Если москвичи давно знают и любят «колядовцев», то холодный Петербург при первой встрече неизменно застёгнут на все пуговицы, роскошные формы эмоций затянуты в жёсткий корсет. Петербургский зритель искушён и недоверчив, как опытный игрок Арбенин в «Маскараде», – нордический характер не позволяет так просто распахнуть объятия чему-то новому. Началось знакомство: острожное, на кончиках пальцев, с небольшими ставками симпатий, ибо с трудом хватало глаз, чтобы охватить всю эту сумасшедшую яркость и обилие причудливых деталей; едва хватало души, чтобы вместить невероятную энергию радости и привыкнуть жить в ритме «праздника каждый день».
«Коляда» сразу проверяет зрителя на прочность, начиная с мощного «Гамлета». Классических кринолинов, которые некоторые зрители любят так же неистово, как Клавдий (Антон Макушин) – репродукцию «Моны Лизы», не будет. Эльсинор (с обязательной пометкой «made in Ural») синтезирован из символов эпох Высокого Возрождения, дремучего Средневековья и поп-арт объектов в стиле Энди Уорхола. Среди бесконечных «Джоконд» и банок с кошачьими консервами творит свой ритуал «шекспирово племя»: «безумная тусовка» в забавных растаманских шапочках «шаманит бесшабашно», совершая своеобразное жертвоприношение в начале и раскручивая маховики трагедии в конце спектакля. Современный принц Гамлет (Олег Ягодин), с воспалёнными от слёз глазами, разговаривает сам с собой, нервно надкусывая ногти: трудно быть наследным богом – быть или не быть? Готичная нимфа Офелия (Василина Маковцева) носит на плече обаятельнейшую белую крысу; Лаэрт (Евгений Чистяков) отплывает к чужедальним берегам в резиновой ванне, размахивая гигантской ложкой вместо весла; призрак отца Гамлета (сам Николай Коляда) расхаживает с «хэллоуинскими» крылышками и нимбом. Поводки на шеях почти у всех героев – судьбе достаточно просто протянуть руку, чтобы ухватить любого. В финале «Джоконды» исчезают, как Чеширские коты, – улыбка остаётся. На губах – улыбка, а во рту – слеза. И целый ливень рыданий проливается на голову несчастного датского принца.
Из Эльсинора перемещаемся в Нью-Орлеан, где происходит действие пьесы Теннеси Уильямса «Трамвай "Желание"». О чём говорят мужчины за покером, пока женщины находятся на грани нервного срыва? Хрупкая Бланш (Василина Маковцева), прячущая отчаяние за безупречными манерами и красивым нарядом голливудской звезды. Стэнли (Олег Ягодин), который отнимает у неё последнюю надежду, – вовсе не брутальный античный бог, подобно Марлону Брандо, но человек-коммивояжёр с глазами-хамелеонами и отвратительной привычкой вечно «зализывать» волосы расчёской. Выразительны даже второстепенные персонажи: колоритный индеец (Сергей Фёдоров), то приторговывающий цветами, то показывающий неприличные жесты, – словно импортированный сюда прямо с бульвара Капуцинов. Уморительно смешная эротическая алкоакробатика в исполнении Веры Цвиткис и Максима Тарасова. Сумасшедший карнавал американских масок под «Turkish pop» Kocani Orkestar. Героев жалко. В особенности – всех.
И снова возвращаемся к Шекспиру, получив приглашение на бал у сатаны Глостера. Одного просмотра масштабного «Ричарда III» категорически мало. Центральная фигура, созданная Олегом Ягодиным, примагничивает взгляды, обладает какой-то животной притягательностью. На фоне остальных персонажей, одетых в блестящие короткие платья с пайетками и дешёвые меховые боа, вдруг появляется исчадие ада – в обычной белой майке, чёрных шортах, – этакий bad boy с татуированными плечами, садовыми ножницами в руках и рогаткой в кармане. Нарочитая небрежность в движениях и стопроцентная уверенность в неотразимом обаянии зла. Он выпускает змей (немного старого доброго ultraviolence не повредит), элегантно придушивает возлюбленных, уперевшись коленкой им в позвоночник, и устраивает своим соперникам смертельный «файф-о-клок» (в этом спектакле «играющей деталью» выбраны чайные пакетики – ими стреляют из рогатки, используют в качестве наживки, которую неизменно заглатывает противник, etc.). Тот, у кого «ни роста, ни осанки, кому взамен мошенница-природа всучила хромоту и кривобокость», легко соблазняет прекрасных дам, но единственным предметом его вожделения является Леди Власть – он впивается ей в уста поцелуем призрачного гессенца из «Сонной лощины», превращая королевство в кровавые реки и могильные берега.
Ричард Олега Ягодина не уступает по силе ни Ричарду Константина Райкина – огромной и зловещей паучьей тени, прорастающей сквозь спектакль и раскалывающей его пополам, ни Ричарду Ларса Айдингера – загнанному в угол, затравленному лису, с вечной горькой слезинкой в уголке глаза, мстящему миру за непонимание и нелюбовь. Интересно, кстати, как решена сцена убийства Кларенса в этих трёх постановках: в «Сатириконе» палачи выплеснули несчастной жертве в лицо красное вино из хрустальной чаши; в «Шаубюне» голый человек натуралистично заколот, по песчаной арене расползается багровое пятно; в «Коляда-театре» Кларенс придавлен ножками скамьи, словно задушен в колодках.
Спектакль завораживает – это любовь с привкусом эйфории и крови во рту.
И снова актёры появляются в дверях, расположенных в центре сцены: начинается «Вишнёвый сад». Все персонажи пребывают постоянно «на голубом глазу». Любовь Андреевна Раневская (Василина Маковцева) – вылитая Надежда Кадышева, 3D-эффект возникает благодаря песне про «Любу-русую косу». Примечателен Фирс (Александр Замураев), опекающий своих инфантильных господ, словно малых детушек, – охранитель дома с шаманским посохом в руке, вождь древнейших племён в накидке из разноцветных «чебурашек». Манерная горничная Дуняша (Вера Цвиткис) говорит о своей внезапной нежности и чувствительности, а сама ходит с выбитым зубом и «качающимся фонарём под глазом». Неудачливый, неприкаянный, вечно всё опрокидывающий Епиходов в исполнении Константина Итунина (говоря об этом актёре, невозможно не упомянуть его фантастическую пластичность и подвижность в «СашБаше» Семёна Серзина, показанного петербуржцам неделей ранее гастролей «Коляды»). Цветущие вишни осыпаются дождём одноразовых бумажных стаканчиков. Всё шутки-прибаутки да вычёсывание французских блох, – аккурат до того момента, пока не возьмётся за топор Лопахин (Олег Ягодин), и все узнают «почём фунт Чехова».
Не почувствовать за внешней яркостью и громкостью «Коляда-театра» его живую душу – то же самое, что увидеть в «Маскараде» провокационный стриптиз на столах и не заметить в углу сломанную болью фигуру Арбенина. Нина (Василина Маковцева) с её трогательными попытками достучаться до мужа («Женя, я только поговорить хотела!») – одновременно похожа на зефирное облако и интеллигентную учительницу младших классов, у которой припрятан томик Мандельштама под подушкой. Карнавальная маска как попытка обмануть смерть не срабатывает: она настигает в образе Бабочки (Тамара Зимина) – дополнительного персонажа, придуманного Николаем Колядой. Боже, как бесхитростно она протягивает Евгению роковой браслет! Арбенин (Олег Ягодин) внешне бесстрастный и холодный, а через секунду (словно скоростная стрелка на спидометре резко взлетает вверх!) – демон его ревности вырастает до размеров девятиэтажного дома. Кажется, что эта экспрессия, которая идёт от актёра к зрителю, намного больше него самого (видишь потом на поклонах скромно улыбающегося артиста и недоумеваешь – куда подевались все эти великаны?).
Горький «Polonaise» Shigeru Umebayashi сменяется шедеврами российской эстрады – начинаются «Мёртвые души». Розовощёкий херувимчик Чичиков (Игорь Алёшкин) с верным Селифаном (Евгений Чистяков) едут по матушке-Руси в садовой тележке, которая здесь олицетворяет и ту самую птицу-тройку, и «машину смерти» – «death car». Собакевич (Сергей Фёдоров) говорит с ельцинскими интонациями, муштрует секретаршу Василису Прекрасную (Ксения Копарулина) в нарядном кокошнике, кокетливо прикусывающую карандаш. Выразительные герои: опасный Ноздрёв (Александр Кучик), который чуть что – «поцелуй меня, душа!»; его экспрессивный приятель Мижуев (Илья Белов) в звездатой шапке; встревоженная Коробочка (Тамара Зимина), нарезающая по сцене круги, – не продешевила ли, не продала ли заодно с другими душу своего покойного мужа, заключив контракт с дьяволом Чичиковым? Плюшкин (Олег Ягодин) – шансон-звезда сельского клуба с ВИА молодцев (из которых особенно выделяется высокий, синеглазый Антон Бутаков), поющих «Калину красную». Уездные барышни Софья Ивановна и Анна Григорьевна (Ирина Плесняева и Вера Вершинина), жеманно обсуждающие фэшн-фестончики. Разноцветные спортивные комбинезоны с аляповатыми розами, магические ложки, предназначенные для «Битвы экстрасенсов», обязательные медведи, акробатические упражнения Гоголя (Ринат Ташимов) в гробу – вот он, зачудительный «модный приговор» прошлой, настоящей и будущей Руси.
Древнерусской тоской полон «Борис Годунов». Лаконичный саундтрек: мужской голос в динамиках акапелльно, по слогам, то ли проговаривает, то ли напевает имя главного героя. Появляется сам Борис – в «ёлочном» костюме, руки по локоть в алых перчатках; накладной горбик не только отсылает к Ричарду, но и увеличивает сходство с драконом. Блестящий и манящий дискотечный шар выполняет функции державы. Сложно сравнивать этого «Бориса» со спектаклем Эймунтаса Някрошюса, но когда Ягодин-Годунов начиняет матрёшки куриным филе – это действие звучит так «по-някрошюсовски». Всего один жест, за которым угадывается весь ужас плена и издевательств в застенках. И вспоминается другой тиран, отличавшийся подозрительностью и изобретательностью – Иван Грозный, который предпочитал четвертование всем другим пыткам, считая, что таким образом уничтожает не только тело, но и душу.
Угрожающе прекрасна сцена, в которой Гришка Отрепьев скачет на вилах! Самозванца играет Илья Белов (обаятельный актёр запоминается с первого же появления в роли феерично танцующего Озрика в «Гамлете»).
От Пушкина – к современной драматургии. «Концлагеристы» – антиутопическая пьеса Валерия Шергина, поставленная Александром Ваховым. Во время действия на сцене почти всегда царит полумрак, подсвечиваемый то фонариками, то клубными огнями, то вспышками стробоскопа. Этот сумеречный обитаемый островок – постсоветская республика Чумуртия, отгороженная от остального мира минными полями и колючей проволокой. Здесь живёт и работает счастливый человек Федот (Сергей Фёдоров), у которого есть все блага (от чая до сахара), герой приучен к культу новостей, где всегда «всё хорошо», и знает, что при исключительно удачном стечении обстоятельств можно уйти с допроса не просто живым, но с наградным орденом. Несогласные устраняются при помощи жуткой пытки – в профиль приговорённого врезается страшный серебряный коготь (не наследство ли от той, что зовётся Кысь – поймает да перервёт струну?).
У Федота есть семья: супружник Педрос (Антон Макушин) и дочь Акчаруд (Евгений Чистяков), которая на самом деле – сын (очень выразителен музыкально-пластический номер с травестийными переодеваниями, в котором герои объясняют, что женщины в их стране запрещены, а на их роли назначены мужчины).
Привычный мир рушится, когда появляется Сталкер (Олег Ягодин) – пришелец из другого мира, почти инопланетный гость, который предлагает вывести концлагерное семейство за периметр – в нормальную, правильную жизнь… Здесь Олег Ягодин шаманит на полную. Его танцы – открытый огонь. Особенно когда актёр находится внутри своей музыки, своего текста: в спектакле звучат композиции группы «Курара», удивительно точно совпавшие с пьесой Шергина. Сталкера сопровождают тени. Они участвуют в плясках, сползаются, чтобы нахлынуть на Федота, как вурдалаки в «Интервью с вампиром»; скользят, как чёрные капли из «Ходячего замка Хаула» Миядзаки и гипнотизируют зрительный зал заклинательными движениями, жестово повторяя фразу из песни «Нас двое»: «смерти нет, есть только ветер». Зачаровали, демоны!
«Добрая постановка, содержащая элементы насилия» напоминает: и в настоящем мире встречаются «игрушечные» сталкеры, и концлагеристам доступны теплота и трогательность простых человеческих отношений, которые не может убить ни одна система. Не забывай, зритель, – Тёмным векам может противостоять только свет, который носишь внутри.
На последнем спектакле марафона начинаешь понимать, что чувствовали зрители «Олимпиады-80», когда в небо улетал сказочный символ – Олимпийский Мишка. Тем более что завершаются гастроли традиционной искромётной «Женитьбой». Неожиданный Подколесин – уездный королевич с подрумяненными щёчками и расписной крышкой от самовара вместо короны. Играет его сложный Ягодин (вдыхая в персонаж довольно-таки большой объём души, но это не мешает, наоборот!), и получается Подколесин-интроверт, устремлённый внутрь себя и что-то внимательно там изучающий. Так сразу и не поймёшь: это он кокетливо стреляет глазками или закружился на карусели собственных мыслей? То он, забавно пританцовывая, в розовом костюмчике прохаживается по сцене, напоминая Карлсона без пропеллера, то, завернувшись в бобровую шубу, комично вздрагивает от громыхающей «Травиаты». Словом, налицо все признаки того, что королевич надумал жениться (жениТЬся, катаТЬся – именно так, акцентируя мягкий знак). Сваха (Василина Маковцева), описывая Агафье Тихоновне (Любовь Ворожцова), похожей на внучатую племянницу Кутузова, весь «улов» претендентов на руку и сердце, предупреждает: «три нормальных и один ”такой”» (повторяет проходочку Подколесина). А кавалеры-то (Евгений Чистяков, Сергей Фёдоров, Сергей Колесов) – загляденье! Так и хочется подкрасться и выдрать пёрышко из роскошного, горделивого хвоста, прикреплённого к наряду-кимоно, на память (как в советском мультфильме, где «главное – хвост!»). Дуняшка Тамары Зиминой – фольклорная феечка, бойкая и задорная. Она буквально летает по сцене, сыплет цитатами и афоризмами. И когда Степан (Александр Кучик), разыгрывая типичную сцену из супружеской жизни, поднимает на неё руку, – становится больно, словно мучают родное и беззащитное существо, хочется вмешаться и спасти.
Постановки Николая Коляды похожи на фильмы Эмира Кустурицы: то же оптимистично-ироничное настроение, сочная цветовая палитра и утрированный национальный колорит. Несомненный плюс марафона в возможности посмотреть практически всё (отдельная благодарность театру за ценовую политику и лояльность к студентам!) и выбрать эликсир себе по вкусу – не всегда получается сразу «поймать волну». Хоть все спектакли и построены по одному принципу («танцевальная рамка», обязательные играющие «фишки», известный и запоминающийся музыкальный лейтмотив, экстравагантные костюмы), впечатляют они по-разному: от каждого из них становится тепло на душе, но в некоторые влюбляешься по-настоящему. Словом, отважный зритель не пожалеет, если решится пройти путь от «хорошо, но не совсем моё» до отчаянного азарта и планирования поездки в Екатеринбург.
февраль 2016