«Всё как у людей»

«Любовь людей». Д. Богославский
Этюд-театр, «Площадка 51»
Режиссёр Семён Серзин
Художник София Матвеева

На «Площадке 51», где в этом году обосновался Этюд-театр, зрительный зал совсем небольшой, камерный – что ставит перед артистами и режиссерами дополнительную задачу в освоении сценического пространства. А в первом сыгранном театром спектакле, «Любовь людей», оно организовано так, что сцена получается очень узкой, нет кулис – только проемы в задней стенке. В таких условиях хочешь–не хочешь, а нужно изворачиваться и фантазировать, как бы разнообразить траектории движения по сцене. Да еще так, чтобы не задеть сидящих слишком близко зрителей и не затянуть надолго эпизод в одном углу, ведь из другого края зала он невиден. Пьеса Дмитрия Богославского «Любовь людей» не то, чтобы нуждается в актерской эквилибристике, да и вообще – в движении. Кажется, ее можно сыграть в формате, близком к читке. Страшная, безысходная, она вбирает в себя помимо основного сюжета еще несколько микросюжетов. Уже сам текст заставляет сотрясаться. При постановке главное – не переборщить. Иначе выйдет пошло.
В спектакле Семена Серзина актеры отнеслись к тексту пьесы с осторожностью. Они играют на этой узенькой полоске сцены, будто на книжном развороте, а на правый край стены проекцией даются ремарки пьесы. Правда, лишь формально. Самая популярная у Богославского ремарка «Тишина. Долгая тишина» в этом спектакле равна сама себе, и следование ей на сцене не предполагается. Так же, как и звука капающего крана или скрипящей двери мы не слышим, а принимаем эту прописанную буквой условность.

Фото из архива театра
Фото из архива театра

Объективно страшные моменты – страшны: изнасилование, алкоголизм, убийство, помутнение рассудка. Но без преувеличений. Убийство мужа Коли (Андрей Вергилис) измученной его пьянством и побоями женой Люськой (Анна Донченко) – за рамками действия. «Порубила его. И свиньям кинула. Неделю почти не кормила. В фильме увидела. Потом сумку его взяла, пошла в Речной, и недалеко от Речного в лесу выбросила. И жить начала», – рассказывает она деревенскому милиционеру Сергею (Михаил Касапов), с которым по молодости любили друг друга. Флешбэки из семейной жизни Люськи и Коли происходят в полной темноте, только из-за стены слышны ее умоляющие крики и его зверские вопли: «Сука! Сейчас ты меня любить будешь!»
Парадоксально, но то, что говорят герои, пугает намного больше чем то, что они делают. Этюдовцы любят тему дна. А дно российской деревни – вообще материал неисчерпаемый. Но тут нужно быть аккуратным: показать незаурядность деревенских жителей так, чтобы не сойти за сноба. В конце концов, речь же не про крестьян, пахнущих сеном и землей. Речь про ту деревню, у которой не земля и огород, а телевизор с шоу «Пусть говорят». Да они и сами бы переплюнули любое такое шоу своими страстями. В спектакле Серзина персонажам действительно сопереживаешь. Но, вот странно: почему-то не Люське, героине в каком-то смысле трагической. Яркая, красивая, такой аристократичной внешности актриса Донченко, произнося свои монологи на пути к безумию (призрак Коли стал являться и разговаривать с ней), напоминает скорее Анну Каренину. Она в этой галерее персонажей – фигура исключительная. Какая-то иная, потусторонняя. А вот парочка Настя и Иван (Алена Митюшкина и Николай Куглянт) удивительно земные. Она хочет денег и благополучной городской жизни (чтоб «и телевизор, и холодильник, и все, что хочешь»), он – малопьющий и работящий; только вот детей иметь не могут. И почему-то таких, как Настя и Иван, действительно жаль. По-настоящему, без лицемерия. Митюшкина делает речь своей героини напористой, истовой, резкой – с очень натуральным деревенским говором. «Тряпка и подкаблучник» – ее диагноз мужу. Справедливо, но как же трогателен в исполнении Куглянта Иван! В аккуратной рубашке, заправленной в спортивные штаны, и с зализанной на лоб челкой – в его образе мерцает что-то детское, мальчишеское. И грустное – от нерешительности, от невозможности обеспечить жене жизнь «как у нормальных людей».

Фото из архива театра
Фото из архива театра

В «нормальную жизнь» удалось вырваться только Чубасу (Андрей Панин). Он приезжает в родную деревню как барин. В родную грязь, только псевдокнязем. Клеит сельскую продавщицу Машку, декламируя  «Заметался пожар голубой». Вот такой современный Есенин, который «посетил родимые места / Ту сельщину / Где жил мальчишкой...» (правда ведь, стихотворение «Возвращение на Родину» бы больше подошло?)
Все эти «микросюжеты»: Чубас, уехавший в Москву, бездетные Настя и Ваня, ругань героев и их разговоры о бытовухе или любовных похождениях – почему-то увлекательней, чем подлинная трагедия несчастной, сходящей с ума Люськи. Возможно, просто трагическому пафосу не место среди этого рутинного мельтешения маленьких людей? Но история Люськи, перенесенная в бытовую плоскость, превратилась бы в ужасную криминальную хронику. Поэтому сделать героиню иной, вытолкнуть из деревенского «сообщества» было верным решением.

Фото из архива театра
Фото из архива театра

Донченко-Люська, стерев под носом кровь от побоев, обращает лицо в зал и признается в убийстве, тут же умоляя Сергея взять ее в жены. Обоюдный шок от признания в секунду оборачивается страстными объятиями и поцелуями. Странное возбуждение жестокостью, с бытовой точки зрения трудно объяснимое – это один полюс. А второй – жанровые сцены из деревенской жизни. Например, празднование Нового года. Полная темнота, а мы лишь слышим голоса, поздравления, телевизионную речь президента и куранты – приглушенно, будто за стенкой у соседей. Мы, зрители, и есть соседи. И тоже слышим чужую ругань регулярно. Все же люди. И у всех любовь. Собственно, этим завершает спектакль непутевая реплика Ивана, когда Чубас обнаруживает повесившегося Сергея: «Вот тебе и любовь людей». Эх, а такой хороший пафос был у истории Люськи и Сергея! Лучше бы врубили, например, «Гражданскую оборону».Тем более, для «закольцовки» композиции музыка в финале пришлась бы кстати. Начинался-то спектакль как раз с музыкального номера – вне пьесы. Алена Митюшкина в образе школьницы в длинном розовом платье и с лентой «выпускник 2000» (мы до сих пор видим тысячи таких нарядных и вусмерть пьяных на «Алых парусах») спела в микрофон «Зима-холода» Андрея Губина. Вроде как, знак эпохи – и Андрей Губин, и выпускник, прошедший школу 90-х годов... И российская глубинка, так в этих 90-х и зависшая. Но история вышла не поколенческая, а частная, и, к сожалению, сегодня легко вообразимая. Всегда будут люди, и у них всегда будет любовь. А в заповедной глуши нашей Родины – в крайних ее проявлениях.

сентябрь 2016

Авторы: