Черно-белый фатализм

«Записки юного врача». М. Булгаков
Театр «Мастерская»
Режиссер Григорий Козлов

«Морфий». М.Булгаков 
Этюд-театр
Режиссер Андрей Гончаров

Два разных театра, как по стилю, так и по духу. Два совершенно непохожих друг на друга режиссера. И один Булгаков. Многие искусствоведы склонны относить «Морфий» к циклу «Записки юного врача». Среди режиссеров эта точка зрения также нашла отклик, вспомнить хотя бы Балабанова и Хардкасла. Однако Булгаков никакого указания для подобных слияний не давал. Об этом нам и напомнили Григорий Козлов и Андрей Гончаров. Как результат, вместо образа влюбленного врача-наркомана, мы получили в одном случае наркомана, в другом – врача.
В «Мастерской» моноспектакль начинается с выхода Максима Блинова (актер и автор инсценировки) на авансцену с репликой «Давно уже отмечено умными людьми, что счастье — как здоровье». Фраза, кстати, из рассказа «Морфий», но больше эти произведения здесь не пересекаются. Персонаж методично ведет нас по случаям из практики доктора, проживая заново все сомнения начинающего специалиста. Окончив университет, он уехал работать «в Богом забытую глушь», а теперь рассказывает нам историю о том, как был там счастлив, и размышляет, будет ли счастлив теперь, вернувшись в крупный уездный город.

фото из архива театра
Фото из архива театра "Мастерская"

В «Этюд-театре» ни о каком, даже мимолетном, счастье персонаж и не мечтает. С первой секунды мы видим уже получеловека, тень доктора, который уступил свою жизнь в обмен на несколько секунд покоя в день. Андрей Гончаров выступает и как актер, и как режиссер спектакля. Его герой, Сергей Поляков, появляется в стерильном больничном халате, подходит к дым-машине и затуманивает площадку. Он произносит в микрофон реплики то ли доктора, лечащего его от зависимости, то ли собственные – в попытке избавиться от очередной галлюцинации, а затем переходит на Булгакова: «…и очень рад, и слава Богу». Герой описывает нам историю расставания с бывшей женой: «Оперная певица сошлась с молодым врачом, пожила год и ушла».
В «Записках…» от постоянного обращения к книжкам герой переходит к уверенности, что справится с любыми трудностями. На протяжении истории персонажу сопутствует удача. Везет, как известно, сильнейшим. Молодой врач изначально обладает важнейшей способностью – собирать волю в кулак и быстро принимать верные решения. Привезли девочку с раздробленной в мялке ногой – ампутация. Другую девочку лечили народными средствами, и стало ясно: если через пятнадцать минут ей не сделать операцию на горле – погибнет. Доктор жестко и уверенно объясняет все матери и готовит операционный стол. Герою не повезло лишь однажды – не смог спасти ребенка во время родов, хотя спасение роженицы все же можно назвать счастливым случаем. Блинов пытается продемонстрировать зрителю всех персонажей. Он не меняет резко образы, но словно пропускает мысли каждого нового героя через себя. Это выражается в нескольких ярких штрихах: изменении голоса и дикции, небольшом наклоне головы, чуть сгорбленной спине. Нам ни на секунду не дают забыть, что всю историю – а значит, всех ее персонажей – мы видим глазами молодого врача.
Гончаров окунает нас в тусклые будни наркомана. Зритель наблюдает за последовательно выстроенным падением личности. Особое внимание в состоянии морфиниста уделено его потливости. Вода нещадно льется на сцену и на актеров. Надежда Толубеева, исполняющая роль любовницы доктора, Анны Кирилловны, в одном из эпизодов наливает воду в пластиковый стакан и подает ее Гончарову. Однако за пару сантиметров до его руки она отпускает стакан, и тот падает на пол, разбрызгивая содержимое. Тот же фокус Толубеева повторяет еще несколько раз со зрителями. И почти всегда ей удается вывести людей на ответную реакцию – каждый тянется за стаканом. Еще одна деталь, на которую обращает наше внимание режиссер, – невосприимчивость морфинистов к боли. Доктор Поляков втыкает себе в руку три иглы от шприца, и при этом лицо его не выражает никаких эмоций. Актер не пытается вызвать в зрителях жалости ни к собственному персонажу, ни к Анне Кирилловне. Оба безвольно проигрывают битву с морфием, даже не начав ее. В эпизоде, когда Поляков едет в уездную больницу лечиться от наркомании, он будто бы изначально ставит цель стащить новую дозу. А когда, после побега, герой вновь появляется у врача, он приносит ему коньяк, тем самым выкупая расписку об обязательности своего лечения. Суровая российская действительность, где для некоторых врачей клятва Гиппократа давно ничего не значит.

фото из архива театра
Фото из архива Этюд-театра

Как бы ни пыталась любовница Полякова спасти любимого человека, ей приходится просто наблюдать за его разложением. Анна Кирилловна периодически изображает покорную собаку – встает на четвереньки, надевает на уши свои носки и высовывает язык. В какой-то момент измученная героиня пытается с разбега проломить кирпичную стену, причем не только буквально, но и поцелуями – так проявляются ее порывы достучаться до рассудка Полякова. Главный герой вовсе не испытывает к ней жалости: хочет, чтобы она колола ему раствор, а желательно, и сама подсела на иглу. Перевязывая руку Анны Кирилловны жгутом и вкалывая очередную дозу, Сергей нисколько не колеблется, делает все автоматическими, отработанными движениями. Что же в итоге остается от персонажей? Анна Кирилловна говорит, что у Полякова стали прозрачные руки и, видимо, не только руки. В финале герой заменяет себя на огромную колонку, из которой звучит его голос. В конечном счете, лишь звук и остается. И самое угнетающее, что это не крик о помощи, а спокойное описание своей моральной гибели.
Финал «Записок…» устремлен в будущее. Доктор на маленькой аспидной доске пишет главные цифры своей годовой деятельности: «я принял 15 613 больных. Стационарных у меня было 200, а умерло только шесть». Далее он размышляет, что будет на новом месте заведующего детским отделением уездной больницы, и радуется, «И дифтерит, и скарлатина поглотили меня, взяли мои дни. Но только дни. Я стал спать по ночам». Однако, сквозь эту радость чувствовалась какая-то тоска, тоска по интересным случаям и внезапным больным, по постоянному ощущению собственной нужности.
При всех различиях спектаклей можно говорить о схожей теме фатальности. Только если в «Мастерской» герой ведет нас по сюжету с непоколебимой верой в победу над любыми препятствиями, над болезнями и даже над смертью, то в «Этюд-театре» мы с самого начала понимаем – герою не спастись. Интересно еще и то, что в спектаклях герой либо счастлив изначально, либо изначально несчастлив. Однако Козлов своим спектаклем дает нам надежду, надежду на исполнение мечты, на победу над смертью, да хотя бы на профессиональных врачей, а вот какую идею преследовал Гончаров? То, что наркотики – зло, или то, что любая борьба бесполезна, и лучше смириться со всем происходящим? Герой Блинова такой же зависимый, как и у Гончарова. Только в спектакле «Мастерской» наркомания другого рода: он страшно влюблен в свою профессию, и не может представить себя без борьбы с ненавистной ему смертью. Кому что. У каждого свой сорт «морфия». 

Январь 2017