"Царь Pjotr". Э. К. Матиссен
Балтийский дом. Экспериментальная сцена п/р А. Праудина
Режиссёр Анатолий Праудин
Художник Ксения Бурланкова
«В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мальчик Петя…». Именно так хочется начать рассказ о спектакле Анатолия Праудина «Царь Pjotr». История о Петре Великом, на сцене превратившаяся в красивую волшебную сказку, настолько заражает своим лубочным обаянием, что и говорить о ней хочется под стать жанру. И «мальчик Петя» – вовсе не панибратство с великим царём. В спектакле Праудина мы действительно вместо статного строгого царя видим капризного юнца в начале и «большого ребенка» – чуть погодя. В Петре (Юрий Елагин) бесконечная инфантильность и сумасбродство подпитываются невероятными запасами энергии. Его беспокойный ум генерирует все более и более чудаковатые задумки, приводя в недоумение бородатую-вороватую Россию-матушку. Кофе пить, табак курить, бороды брить. Да, знаем-знаем, еще по школьным учебникам.
А про девочку? – Какую еще девочку? – Да как же, ведь с неё-то все и началось, да как закрутилось-завертелось! А девочка-то непростая, с такой шутки плохи. Пообещал ей Петя поцелуй, да и не выполнил. «Только не это, прости что хочешь. Я царь и всё могу. – Всё-всё-всё? – Всё-всё-всё!». Пришлось откупаться «всем-всем-всем». А нужно-то было – всего ничего. У девочки, значит, луна, была. Большая, настоящая, краси-и-и-вая… А для луны той ящик нужен, а для ящика – шкаф, а для шкафа – комната, а для комнаты – дом, а для дома – улица, а для улицы…город. Подобно легенде о «трех китах» и прочим версиям мироздания вдруг рождается такая вот предыстория основания Петербурга.
Раз уж попали в сказку, извольте пофантазировать. По крайней мере, в этой «театральной сказке» определённая мера условности не дает дремать воображению, и зрителю то и дело приходится домысливать лишь названные жестами предметы в руках актеров или водку в пустых ведрах, то и дело кем-нибудь осушаемых, а то и орудия пыток для четвертования несговорчивых «старообрядцев». Ну а когда уж фантазия совсем разыгралась – то и маленькие дворцы, соборы, колонны из папье-маше вполне сойдут за целый город, где для всех найдется место, даже для той самой луны метра полтора в диаметре. И долго наш Петя трудится над этим детским конструктором, собирает детальки причудливых форм. Но не дадут же спокойно поработать, постоянно что-то отвлекает! То писарю нужно новые указания дать, то со шведами повоевать, то заняться воспитанием непутевого Алексашки Меншикова – и физическим, и нравственным (от пуза – халахуп, от воровства – грубая сила). А коли зуб болит, так и это царь может поправить. Вырвет – глазом не моргнет, пусть и не тот зуб даже. Нелегко царём быть, а еще пуще – царем, который может «всё-всё-всё». А девочка-то, которая всему виной, про обещанное «всё-всё-всё» не забыла. Так и ходит за Петей тенью. Прямо-таки бес лукавый, все подначивает царя на неладное: город какой-то диковинный строить. Да еще и сувенир себе забирает «самый красивый» – сына царского, тоже Петьку.
Ах да, мальчик-то наш вырос давно, и сыновей уже двоих заимел. Только вот все равно никак не наиграется, сидит себе, «конструктор» собирает. Трудится, отдыха не зная, и верен он делу своему, а другой раз нет-нет да и всплакнет у матушки на руках. Да умерла ж она давно, матушка-то! Конечно, так это ведь сказка, вот она и является Пете и на путь истинный наставляет. А то ходят тут всякие, с толку сбивают, вопросы глупые задают, ноют, жалуются. Лягушка по своему дому-болоту плачет, не угодно ей на дворцы да соборы любоваться. А сказка временами уж такая грустная и по-петербургски мрачная, что и лягушка не сразу в царевну превратится, а сперва в блудницу.
Превращений в этой истории немало. Не только смена обличий, как у лягушки-блудницы или Меншикова, который периодически представляется Иваном-дураком. Сама сказка то и дело вдруг перетекает в плоскость реальную, историческую. И мальчик Петя вдруг становится тем самым Петром Великим, требовательным, даже деспотичным, но благородным. И на лицо актера в эти моменты падает печать усталости и тяжелого бремени, которое добровольно взвалил на себя герой. Эти пласты сновидений и реальности то и дело накладываются друг на друга, но по большому счету даже в сценах «исторического» все происходящее тяготеет к книжности, мифологизации и работает в логике сновидения.
Так и сценография спектакля буквально «перетекает» из плоского двухмерного изображения в объемное: нарисованная красная водопроводная труба на фоне русских полей и грязных размытых дорог старой России прорезает задник и тянется через сцену уже в реальном объеме. Из маленького крана этой трубы герои наливают в вёдра водку и пьют. А иногда «как бы пьют» – из пустой посуды. Воображаемые вещи задействованы наравне с реальными. Например, Петр то безжалостно наказывает провинившихся настоящей плетью, то подвешивает их за ноги и за руки на невидимой зрителю веревке. Все эти «понарошки», перемежающиеся с условными, но все же осязаемыми предметами, прекрасно участвуют в большой «игре в царя».
Несмотря на то, что девочка с луной и лишила Петю спокойной жизни, сподвигнув на нелёгкие дела, он её в свою игру брать не хочет. Всё пытается отделаться от затейницы как от назойливого видения, а она – ни в какую. Даже спустя годы, поседевшая и скрюченная, всё равно продолжает ходить за ним хвостиком и нашептывать несусветицы всякие. А вообще, не такая уж она и вздорная, девочка эта. Странная, конечно, некраси-и-и-вая, с большим носом. Зато упёртая какая, и Петю тому же учит. Ну и что с того, что кричит всё время «гад ты, Петька!», может и гад, поцеловать-то – так и не поцеловал. Зато на путь благородный встал с её помощью. Она же своими «подножками» да палками в колёса лишь волю в нём укрепляла, и веру в то, что мечты сбываются. Петька, быть может, и сам не верил в то, что он царь, который может всё-всё-всё. Намечтал такого, что сам испугался. А девочка под предлогом своей бездомной луны взяла да и помогла его детским мечтам сбыться.
Справился с задачей богатырь наш – и окно в Европу прорубил, и людей обучил диковинным басурманским новшествам, и город построил. И где-то в этом городе – улица, а на улице – дом, а в доме – комната, а в комнате – шкаф, а в шкафу – ящик, а в ящике... луна. А в параллельной реальности в этом же городе – тоже улица, а на ней – дом, а в доме – маленький зал, а в зале – сказка волшебная, каких поискать.
декабрь 2014