В Театре "За Черной речкой" впервые прошла режиссёрская лаборатория "Двое" под руководством Олега Лоевского. Подобные мероприятия для Петербурга не совсем привычное дело, и потому этот опыт был особенно интересен. 16 и 17 мая в рамках лаборатории было показано три эскиза по пьесам для актерского дуэта. Имея на подготовку всего три дня, режиссеры Олег Молитвин, Юлия Ауг и Екатерина Гороховская создали три совершенно разные работы, каждая из которых уверенно может претендовать на то, чтобы стать полноценным спектаклем.
Аня Павленко:
Первым был показан эскиз Олега Молитвина «Малые супружеские преступления» по пьесе Эрика-Эманнюэля Шмитта с актерами Сергеем Бызгу и Натальей Ткаченко. Пьеса с интригой и множеством сюжетных подмен и узнаваний. Лиза приводит своего мужа Жиля в их квартиру после того, как тот потерял память, ударившись головой.
Эту пьесу можно играть как с интригой, так и без. Это, в первую очередь, вопрос выбора актерского существования на сцене. Можно сохранить загадку и приправить действие детективным душком. Исполнителю роли Жиля играть так, как будто мы не в курсе развязки – изображать человека с амнезией. И лишь в конце раскрыть все карты и, следуя сюжету, признаться, что проверял таким образом свою жену, прочность их брака и пытался увидеть себя ее глазами. Тогда практически весь спектакль перед нами язвительная властная Лиза, упивающаяся своим выгодным положением «ведущей». В представлении жены, мяч на ее стороне. С какой-то долей мести (за что, пока не ясно) она рассказывает растерянному мужу о их супружеской жизни, часто намеренно искажая детали и подменяя факты в свою пользу. Такая интерпретация, пожалуй, наиболее справедлива по отношению к пьесе.
Если же отказаться от интриги, то все прелести сюжетных поворотов и непредсказуемость сходят на нет. То есть с самого начала неприкрыто выставить Жиля обманщиком. Через безмолвный сговор с публикой, остраняясь, играть человека, лишь притворяющегося больным амнезией. В таком случае, Лиза сразу в наших глазах – обманутая несчастная женщина. Даже если она играет в той же покровительственной манере «ведущей», мы понимаем, что на самом деле – ведомая. Любая ложь в каком-то смысле унижает собеседника, а уж при свидетелях – тем более. Поэтому, когда неизбежно наступит узнавание, Лизу будет даже немного жаль.
Молитвин выбрал первый путь, и это, бесспорно, удача. Последовательно, аккуратно и близко к тексту история воспроизводится так, что у зрителя, не знакомого с пьесой, нет сомнения, что Жиль ничего не помнит. Сергей Бызгу великолепно играет запутавшегося растерянного мужчину, который при этом сохраняет достоинство и будто никак не может поверить своему счастью – быть рядом с такой шикарной женщиной. Но его персонаж абсолютно положителен во всем, и это порождает некоторые противоречия в мотивировках обоих героев. Когда Лиза вдруг объявляет, что падение мужа было вовсе не несчастным случаем, возникает оправданное недоумение – почему она желала его смерти? Даже когда она приводит поэтический и уж очень обобщенный аргумент, что Жиль убивал ее все пятнадцать лет их брака тем, что любил не так сильно, как она его, веришь этому с трудом. Героиня Натальи Ткаченко получилась одновременно нежной и слегка истеричной. Дрожащие руки и постоянно выступающие на глазах слезы она старательно маскирует вымученной улыбкой и острым внимательным взглядом. При попытках лукавства она почти всегда себя выдает.
Практически все действие – это пикирование супругов репликами и уязвление друг друга фактами, которые постепенно и ведут нас к реальному видению этой истории (кто из них на самом деле грешит алкоголем, кто пишет картины, висящие на стенах квартиры и, конечно, кто из них двоих любит так самозабвенно, что готов на преступление).
Финал эскиза получился кинематографичным и, как справделиво заметило на обсуждении большинство, уж очень сладким. Признавшись друг другу во всем, герои вспоминают их первую встречу и, в ностальгических слезах и нежных объятиях, уходят навстречу ослепляющему солнечному свету из открытой во двор театра двери. Такое жизнеутверждающее разрешение всех супружеских страстей снимает все заявленные конфликтные ситуации и приводит историю к голливудскому хэппи-энду. Если все же приукрасить конец хоть парочкой знаков вопроса и многоточиями, то получится прекрасный актерский спектакль, чувственный и ироничный.
Ирина Ульянова:
Работа лаборатории была продолжена вечерним показом эскиза Юлии Ауг по пьесе М. Вишнека «История медведей панда, рассказанная саксофонистом, у которого есть подружка во Франкфурте». Руководитель лаборатории Олег Лоевский в кратком вступительном слове сказал: «Артистов, занятых в этом спектакле, представлять не надо, вы знаете их в лицо». Действительно, когда «ожили» две фигуры, беспорядочно закутанные в простыни на двуспальной кровати, как только распутался узел «сцепленья их рук и скрещенья их ног», многие узнали в героях актеров Василия Реутова и Ольгу Белинскую.
Действие само по себе тоже свёрнуто в клубок, закольцовано, и его конец вполне мог бы быть его началом. Он и Она просыпаются в одной постели. Он не помнит, как она оказалась здесь, и что между ними произошло этой ночью. Да что там, не помнит даже её имени. Но как только несколько жадных глотков вина помогают справиться с последствиями вчерашней вакханалии, и глаза его широко открываются, он влюбляется в неё вновь, не хочет отпускать, ведь он совсем не знает её. Мужчина и женщина приходят к обоюдовыгодному договору – ровно девять дней она будет навещать его.
Он делает что-то не то, она отвечает невпопад. В конце концов, отбросив пустые разговоры, они поймут, что такие далёкие – бесконечно близки друг другу, и обретут возможность общаться с помощью одной только буквы «а», а то и без слов, и «убежать» от всего мира: от звонков телефона и стука в дверь – в объятия друг друга. Когда Реутов произносит монолог своего героя об отце, Белинская реагирует на каждое слово телом – оно начинает вибрировать и изгибаться, словно чувствует его страдания каждой клеточкой, каждым нервом.
Он вспоминает об отце, который в честь рождения ребёнка в их большой семье сажал в саду дерево: грушу, сливу, орех... Для Него всегда было загадкой, отчего именно это дерево выбирал отец для его братьев и сестер, почему в честь его рождения он посадил яблоню. Оставшись в Райском саду одни, родители заполняли пустоту тем, что ели плоды с деревьев своих детей. А дети, покинув Эдем, ходят по земле в поисках своей половины.
Похоже, вместе они обрели гармонию. С наслаждением они вдыхают запах друг друга. Когда Он зажимает уши подушкой, объясняя, что с некоторых пор слышит, как возвращаются домой сосед сверху и соседка снизу, каждый шорох, производимый ими, Она мгновенно настраивается на его волну и слышит тоже. Они наперебой говорят, а затем приходят к выводу, что соседи, мужчина и женщина, тоже разные, очень подходят друг другу, и надо бы помочь им встретиться.
Героиня Белинской – волнующая, пленительная, кажется, несет в себе все обиды, что только может испытать женщина. Мужчина Реутова, грубоватый, неловкий в обращении с ней, но бесконечно очаровательный. Отношения героев, их нагота, такая естественная, яблоки, что не однажды появляются в спектакле, – все это рифмуется с образами Адама и Евы… И наступает минута, когда мы понимаем, Она – вовсе не земная женщина. «Пожалуйста, не терзай себя, пытаясь вспомнить, как мы повстречались, забудь!», – нежно говорит она самое важное в потоке слов. И неслучайно Он не берет трубку и не открывает дверь. И не просто так вспомнил Он в третий день о райских кущах, а Она требует, умоляет, увещевает, плачет, приказывает: «Выходи!» его душе (этот монолог Белинская сыграла необычайно сильно), ведь его больше нет среди живых.
И не важно, отчего он умер. Шагнул с крыши в горячке, в которой ему явилась идеальная женщина, отравился французским вином, или остановилось его израненное сердце, забившись в унисон с сердцем своей «подружки», но это произошло с ним, когда он обрёл цельность и гармонию, к которой стремится человек всю свою жизнь.
Обсуждая эскиз, те, кому знакома пьеса, отмечали, что в постановке есть место импровизации и расхождению в смыслах. Но режиссеру удалось построить действие так, что герои балансируют на грани реальности и потусторонних смыслов, что впечатляет. А для зрителей, не обремененных знанием первоисточника, история, показанная Ауг, показалась романтичной, тонкой, изящно разыгранной актерами. Поэмой случайной встречи двух одиночеств, которые не оттолкнулись друг от друга, подобно двум льдинам, а объединились и срослись. А быть может, мы все стали свидетелями материализовавшейся, светлой и грустной джазовой композициии саксофона, сопровождающей действие.
Марина Засухина:
«Любовные письма» американского драматурга Альберта Гурнея – идеальный вариант расклада на двух маститых актёров, заслуженных и народных любимцев публики, которые есть, пожалуй, в каждом театре. На российской сцене эта пьеса всегда так и ставилась, именно на почётных стариков. Самыми «звёздными» в этом ряду были пары Ольги Яковлевой – Олега Табакова и Веры Алентовой – Владимира Меньшова. Таким образом и истории всегда получались возрастные, рассказанные уже умудрёнными, постаревшими людьми, перечитывающими свою любовную переписку длиною в жизнь.
В своём эскизе Екатерина Гороховская, смело нарушая традицию, выводит на сцену молодых актёров театра «Мастерская» Арину Лыкову и Михаила Касапова. «Омоложение» персонажей, естественно, наполнило пьесу и новыми смыслами. Сквозной линией здесь становится уже не ностальгия по ушедшим моментам жизни, а постепенно осознаваемая на наших глазах боль за ошибки юности, которые лишили двух любящих людей счастья быть вместе.
Обратившись перед просмотром эскиза к пьесе «Любовные письма», я увидела, что она собственно из писем и состоит. И в памяти сразу же всплыли несколько спектаклей по подобным материалам, которые решались режиссёрами именно как чтение реальных писем. Поэтому больше всего не хотелось в очередной раз увидеть такое обыгрывание текста, тем более, для лабораторной работы, когда всё делается в экстремально короткие сроки, и актёры не успевают выучить слова, этот вариант был бы крайне соблазнителен. К счастью, Гороховская по заезженному пути опять же не пошла. Писем как таковых в её эскизе нет, а есть текст пьесы, оставленный в руках актёров по понятным причинам. Но даже такой технический момент, как чтение с листа, который в другом месте, может, и смотрелся бы как явная недоработка, мешающая и самим актёрам, и зрительскому восприятию, отлично вписался здесь в заданные условия игры. С самого начала Михаил Касапов и Арина Лыкова, не скрывая, что они всего лишь актёры, которые сейчас будут читать за Энди и Мелиссу, начинают как бы присваивать себе поведение своих персонажей. Касапов, исполняющий роль "правильного мальчика" Энди, выходит на сцену первым и, в ожидании опаздывающей к началу спектакля Лыковой в роли Мелиссы, усердно повторяет слова. А когда пьеса случайно падает у него из рук, то следуя актёрской примете, он тут же садится на упавшие листы. Да и по ходу всего действия Касапов-Энди строго следует написанному, редко отводя глаза от пьесы. Лыкова-Мелисса наоборот работает в основном без текста в руках, зная свои слова почти наизусть.
Сюжет «Любовных писем» Екатерина Гороховская строит не как воспоминания прошлого, а как своеобразную игру в реальном времени. Поэтому перед нами не персонажи, а актёры, разыгрывающие историю переписки Энди и Мелиссы, начавшуюся у школьной доски и закончившуюся доской гробовой (первую записку Энди посылает Мелиссе во втором классе, а последнюю – после её смерти). Но как это бывает в хорошей игре, актёры постепенно настолько вживаются в роли, что совсем скоро игра превращается в реальную жизнь, и Касапова с Лыковой мы воспринимаем не как артистов, а как Энди и Мелиссу. Инициатором же всей этой игры становится Энди, потому что только из-за его упёртости и стремления к правильности, многое в их жизни с Мелиссой оказалось несбывшимся. Именно Энди упустил Мелиссу. Жалея об этом, воскрешает их историю, чтобы, проиграв всё от начала до конца, прийти к осмыслению случившегося. Отсюда и такая привязка Касапова к пьесе, и более свободное владение текстом Лыковой. Энди боится упустить даже малейшую деталь из всего пройденного ими за много лет, хотя переживание заново всех событий и даётся ему с огромным трудом. Своё финальное письмо Энди читает уже на последнем нерве, только теперь понимая, что сквозь всю эту переписку и прошла их жизнь, в которой он почему-то не смог быть по-настоящему искренним. Лишь после смерти Мелиссы, он, наконец, произносит первое настоящее признание в любви, которого она ждала от него в каждом письме. И хотя Энди говорит это уже в прямом смысле в пустоту, Мелисса всё равно его слышит.
май 2015