Российский академический Молодёжный театр (РАМТ). О спектаклях "Как кот гулял, где ему вздумается" и "Лада, или радость".
Две постановки РАМТа, увиденные с разницей в месяц. «Как кот гулял, где ему вздумается» Сигрид Стрем Рейбо – на родной площадке в малюсеньком камерном зале, и «Лада, или радость» Марины Брусникиной – на Новой сцене Александринского театра в рамках Международного фестиваля «РАДУГА». «Лада» – история про собаку. О чем вторая – нетрудно догадаться из названия. Тем не менее, оба эти спектакля не совсем про животных. Или не в первую очередь. Они о театре.
Спектакль «Как кот гулял, где ему вздумается» начинается как детская страшилка. В маленьком зале РАМТ (с подходящим для страшилки названием «Черная комната») зрителей рассаживают полукругом, а на полу перед ними размещается еще один ряд – для самых юных. И вот в такой камерной обстановке, в близком контакте с публикой актеры начинают заговорщицким тоном, направляя себе на лицо фонарик для пущего эффекта, рассказывать историю о древних временах, когда все звери были дикие. Создается ощущение домашнего театра. Актеры, молодые девушки и юноши в обычной повседневной одежде, сидя среди зрителей, ничем не выделяются, дистанция между играющим и смотрящим максимально сокращена. Вроде как, играющие – мы все.
Роли распределяются на месте. Актеры совещаются, решают, кто кем будет, по ходу дают друг другу советы относительно внешнего вида выбранного героя. Хотя никаких костюмов или грима здесь тоже нет. Например, чтобы мы увидели перед собой лошадь, Денис Баландин просто зачесывает свои длинные волосы как гриву; Владислав Погиба для роли древнего человека обматывает свитер вокруг тела как набедренную повязку и оголяет одно плечо для придания неопрятности; «супруга» его героя в исполнении Анны Ковалевой носит длинный платок как бесформенное платье-тунику; Александр Девятьяров и вовсе показывает коровьи рога растопыренными у макушки пальцами. Мария Рыщенкова и Алексей Мишаков не пользуются и такими подручными средствами. Кто есть кто, как-то сразу интуитивно понятно. Суетливая, подвижная, чуть резкая Собака и вальяжный, уютный, медлительный Кот.
Сказка рождается прямо на наших глазах. Почти из ничего. Из реквизита – только ковер (условный центр сцены). Он же – пещера древних людей, к которым по одному из леса приходят жить дикие звери. Нам показан постепенный процесс приручения каждого из них. Дикая собака не сразу понимает, зачем ей на шею вешается поводок, и недоумевает, как это – сторожить пещеру. Впрочем, быстро привыкает, и уже с радостью ходит на охоту вместе с хозяином и спит в ногах у людей холодными ночами. Лошадь не может смириться с тем, что нужно возить на спине человека, и для пробы ее «обкатывает» один из маленьких зрителей, приведенный из зала Собакой. Корова вечно ворчит, недовольная своей скучной участью – стоять в стойле весь день, в то время как Собака и Лошадь охотятся вместе с хозяином. Только Кот держится особняком и снисходительно наблюдает, как остальные звери отдают свободу за теплую пещеру и людскую заботу. Он тоже не прочь пить теплое молоко и греться у огня, но променять на это свою вольную жизнь не намерен.
Актеры копируют пластику животных в некоторых сценах, но как-то «по-мультяшному», то есть мимика остается вполне человеческой. Все животные повадки утрированы. Поскольку здесь все-таки «играют в театр», то это скорее изображение людей, играющих животных. Своеобразный прием отстранения – нам показано, как можно разыграть эту историю, не давая забыть о том, что перед нами актеры. За счет эффекта сиюминутно рождающихся диалогов и идей для развития сюжета, спектакль получается удивительно живым, остроумным и смешным. Взаимодействие с залом, обмен репликами вне ролей. Например, актер, играющий корову, долго не может выбрать, каким зверем он будет, и предлагает свои варианты, смешно их демонстрируя: от древнего морского котика до дикого богомола. А Лошади вдруг поручено играть ребенка, который родился у этой древней супружеской пары. Тем смешнее видеть перед собой недовольное лицо актера, еще находящегося в образе Лошади. Он страдальчески закатывает глаза, когда мать развлекает его «козой рогатой».
Несмотря на беспроигрышную для детского спектакля интерактивную форму, гибкость его разве что в тексте ролей – здесь актерам дозволена импровизация. Но, что касается сцендвижения, игры с предметом, музыкального ритма – все математически точно. Виртуозные акробатические вставки вроде пирамиды из людей, по которым карабкается Собака на пути к пещере, забавная игра Кота с лентой, напоминающая номер художественной гимнастики. Работа с пластикой актеров проделана мастером движения – хореографом Олегом Глушковым. Музыку к спектаклю создал один из популярнейших современных композиторов – Александр Маноцков. Удивительный по разнообразию и сложности звуковой ряд создается силами голосовых связок, фонограмма не звучит ни разу. Шумом леса, голосами животных, уютным бульканьем котла на костре и множеством других звуков актеры украшают каждую сцену. Это позволяет тем, кто не занят в эпизоде, не просто сидеть среди зрителей, но тоже принимать участие. И, конечно, как в любой хорошей сказке, здесь много и красиво поют (педагог по вокалу Максим Олейников).
В совсем небольшой по протяженности вольной интерпретации сказки Киплинга есть масса поводов для детского восторга и у взрослых (дети, само собой, с трудом могут усидеть на месте от желания поозорничать вместе с животным в их древней пещере). Это прекрасный образец ненавязчивой демонстрации вокальных данных и легкой грациозной акробатики, острого внимания и талантливой импровизации, приправленных чистой и милой сердцу театральностью.
А как эта театральность может разрастись до невероятных масштабов, показано в спектакле Марины Брусникиной «Лада, или радость». Огромный, волнообразной формы деревянный помост с множеством люков разделяет зрительный зал на две части. Он никоим образом не выдает пространство российской глубинки, где происходит действие повести Тимура Кибирова. А все потому, что эта многофункциональная конструкция не иллюстративна, но служит условным местом, где актеры будут разыгрывать историю о собаке Ладе.
В рамках взятой за основу повести с ее сюжетной канвой и яркими персонажами, режиссер тоже беседует со зрителем на языке театра. И в смысловой ткани, и в оформлении, и в актерской игре – театральность высшей пробы.
В самом начале по радиосвязи мы слышим голос помрежа, призывающий всех артистов к выходу на сцену, а затем разыгрывается небольшой пролог, напоминающий репетиционный разбор пьесы. Зрителю до самого конца будут напоминать, что он находится в театре, ход сюжета то и дело будет прерываться «рабочими моментами». Комментарии автора, все те же споры о трактовке персонажа и так далее. Здесь не дозволено расслабиться, чтобы с упоением наблюдать за трогательными и смешными жителями деревни Колдуны и приключениями очаровательной Лады в исполнении Нелли Уваровой. Только мы приготовились поплакать над несправедливостью жизни собачьей, как нас силой выдергивают из пространства действия в теоретическое. Слушая короткие лекции о собачьих образах в литературе или тонкостях постмодернизма, волей-неволей вспоминаешь, что здесь «играют в театр». И если Рейбо преподносила эту игру в менее навязчивой форме, сквозь призму сказочной легенды, с ориентацией на совсем молодую аудиторию, то работа Брусникиной рассчитана на некоторые театральные ассоциации уже более взрослых людей с определенным культурным багажом. Это, конечно, диктует и сам текст Кибирова, богатый цитатами и литературными аллюзиями.
А какая удобная тема, чтобы вдоволь поплакать! Лада с легкостью могла бы конкурировать со всеми «белыми бимами» и «верными русланами». Но спекуляция на чувствах зрителя к животным – путь слишком простой. Спектакль Брусникиной, похоже, этой цели не имеет. Актеры сохраняют зазор между ролью и исполнителем. Даже в программке к каждому имени героя еще приписана роль «актер». Театральное закулисье не просто подмигивает нам, но открывается нараспашку, даже на звуковом уровне. В те моменты, когда не звучит аккордеон или гитара в руках актеров, атмосфера создается звукоподражанием – не из-за ширмы, а открыто.
Почти цирковая эквилибристика оправдывает сценографическое решение сполна. Пространство охватывается артистами в строгой геометрии, и, благодаря быстроте движений (а в спектакле очень много бегают) ритм порою разгоняется так, что остановиться уже трудно. Именно в такие моменты режиссер резко переключает действие на лирику.
И как же хорошо, что не придется плакать над нелегкой собачьей судьбой. Ведь еще в начале, глядя на счастье обретения Ладой друга в лице девочки Лизы (Александра Аронс), предчувствуешь, что скоро настроение сменится на полярное. Только что Лада и Лиза бегали и обнимались как две неразлучные подружки, но лето внезапно кончилось, и перед отъездом в город собаку пришлось отдать местной жительнице Александре Егоровне.
Все образы в спектакле построенны типически. Простая добродушная деревенская баба с горькой вдовьей биографией (Татьяна Матюхова). Алкоголик с нескончаемым запасом музыкальных шедевров – от символичного «Хмуриться не надо, Лада» до «Паруса» Высоцкого – и матерных присказок (Тарас Епифанцев). Бывшая заведующая магазином, некогда «муза» пьяниц и бандитов, а ныне – ворчливая, но сердобольная стареющая женщина (Наталья Чернявская). Внезапно к ним примкнул каким-то образом очутившийся в бане нелегальный иммигрант из Средней Азии (Алексей Блохин). Он не понимает по-русски, зато может выполнять всю тяжелую работу по хозяйству. И среди них живет Лада – та самая, что их объединяет и отвлекает от горестей жизни и деревенской тоски.
Как и в «Коте», животная пластика здесь используется частично. Уварова лишь иногда ползает на четвереньках, уютно укладывается у людских ног или подражает собачьему лаю. Но ничто не мешает нашей Ладе, накрасив губы и надев туфли, пойти на первое свидание, когда она подрастет. Или вставить реплику в чью-нибудь беседу. И огромные, удивительно выразительные собачьи глаза не могут оставить равнодушными зал. Монолог Лады о том, как она пыталась защитить хозяйку от волков и сама оказалась их жертвой, сыграна актрисой на таком эмоциональном пределе, что начинает казаться сомнительным заявленное ранее отстранение. Но нет, и в этот раз вся возможная слезливость была резко отсечена очередной репликой «от театра».
Разумеется, зритель хочет хэппи-энд. Он его получит. Спасение всеобщей любимицы празднуется лихо, шумно, с водкой и песнями. «Птичку пожалеем» в другой раз. Финал окрашен всеобщей радостью. И, конечно, театральностью.
июнь 2015