«Иван и Чёрт»
По главам романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», инсценировка А. Горбатого
Театр «Мастерская»
Режиссёр Андрей Горбатый
Художник Елена Чернова
В августе на малой сцене «Мастерской» состоялась премьера – «Иван и Чёрт» (по главам романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы»). Спектакль стал режиссерским дебютом Андрея Горбатого, выпускника Григория Козлова 2014 года. В конце прошлого сезона весь курс был занят в «Карамазовых» самого Козлова, где за основу брался роман целиком. В спектакле Горбатого же полный контекст произведения важен, однако режиссёрская мысль в основном заостряется на главе «Иван и Чёрт».
Чёрт снимает влажную повязку с головы Ивана Карамазова (Дмитрий Житков) и связывает ему руки. Мучительная невозможность убежать от самого себя давит всё сильнее. С каждым новым появлением Чёрта, равно как и с каждым его уходом, Ивану становится труднее дышать, грудь сдавливает подлое ощущение безысходности. Распиленное пространство, болезненно симметричное, взрыто пустыми листами бумаги. На равные половины распилен стол, кровать, картина. Душа Ивана Карамазова, вероятно, тоже.
Первый выход Чёрта в манерном переплясе с платочком под «Камаринскую» представляет собой далеко не «кошмар Ивана Фёдоровича». Скорее, наоборот, ему является лихой собеседник, разговор с которым может оказаться в какой-то мере забавным. Антон Момот невероятно выразителен в этой роли, в первую очередь пластически. Сальто назад, стремительные перемещения во всех возможных и невозможных направлениях. Это сопровождается игрой интонациями, прямым обращением к зрителю. И тут явственно ощущаешь – Чёрт намного ближе и реальнее, чем могло казаться. В костюме-тройке с пиджаком канареечного цвета, лукаво прищуриваясь, он возникает в обаятельном гротеске своего персонажа и не может не очаровывать.
Религиозная тема здесь ненавязчива, Андрей Горбатый только расставляет некоторые «маячки» для зрителя, чтобы тот самостоятельно нашёл их и сложил в единое целое. Чёрт здесь – не полярная Богу сила, он – часть души Ивана, часть его нутра. И не так уж принципиально важно рассматривать историю мук Ивана в контексте всего романа. Мы видим человека, не способного договориться с собой, достичь внутреннего согласия с миром. Вызов Чёрта через церковную свечку, глава о Великом инквизиторе, преподнесенная в форме куплетов, задают игру с неким христианским неподъёмным. Подчеркивает игровую форму спектакля и присутствие небольшого оркестра, к которому может внезапно присоединиться уснувший на улице мужик.
Наличие рассказчика-повествователя и музыкального сопровождения (Андрей Дидик, Ульяна Лучкина, Евгений Сёмин) располагает зрителя к действию на сцене. Обращение напрямую через «жили-были», куплеты и шутливые наигрыши как бы говорит: «поглядите – можно, можно, бессовестно можно с Чёртом поспорить, найти в себе его и если не изгнать, то узнать получше, если не договориться, то в некоторой степени принять».
В работе Дмитрия Житкова очевидно подробное проживание роли Ивана Карамазова: сложные перемены души, внутренняя борьба, которую можно считать даже со взгляда. Ему противопоставляется едва ли не переходящий в характерный одесский анекдот образ Чёрта. И все же режиссёр старается избежать слишком очевидных ассоциаций в трактовке этого интересного и сложного персонажа.
Поначалу герои существуют как будто в разном темпе: торопливость и мельтешения Чёрта не совпадают с прерывистыми, широкими движениями Ивана. Однако в какой-то момент они начинают говорить синхронно, зеркально швырять стулья, рывком притягивать половинки стола. Световые переходы по мере развития действия становятся жестче и конкретнее – вспышки мыслей Ивана, который борется и одновременно сближается с Чёртом.
В финале же Чёрт буквально «рвётся наружу» из Ивана – герой, уходя, поворачивается на несколько секунд к зрителю и в точности повторяет пластический рисунок своего исчезнувшего собеседника, вплоть до походки и мимики. Повешение ли Смердякова, вопрос ли о боге становятся тому причиной, но разговор с Чёртом окончен. Игровая форма, выбранная режиссёром, с живой музыкой и трюками, достойными почти масочной комедии (как, например, брошенный Иваном и ловко пойманный Чёртом за колонной стакан), всё равно обнаруживает настоящую драму. И завершается она песней того самого, приобщённого к оркестру в начале, мужика. Песней, способной соединить разделённый стол и кровать и, наконец, закрыть шкаф, из которого так любил выскакивать Чёрт.
сентябрь 2015