Помните, не так давно у нас была статья о спектакле Нийоле Макутенайте "Любовь у сливного бачка"? Продолжаем разговор. Ксения Русинова о спектакле.
На Малой сцене Учебного театра режиссеры-студенты ставят свои первые одноактные спектакли. Одна из самых интересных текущих работ – спектакль режиссерского курса (мастерская Юрия Красовского) «Любовь у сливного бачка», по пьесе Василия Сигарева для двух персонажей. Коротенькая и, в сущности, очень простая история.
Есть Она (Нино Бочоришвили) – восторженная поэтесса, парящая в облаках посреди своих непрекращающихся влюбленностей. В книжных героев, актеров, композиторов, в живых и мертвых, реальных и выдуманных. Есть Он (Александр Насенков) – сантехник местного ЖЭКа, пришедший ремонтировать засорившийся унитаз. Простой, «перегарный», обыкновенный. Она влюбляется, отмечает его греческий профиль, беспрестанно ахает, ревнует и выдумывает всевозможные варианты развития их страстной и красивой любви: «Вздохи волны. Туман за бортом. Ноги в воде. Сказочный брег. Шепот листвы. Отблеск змеи. Жало. Бросок. Агония. Вскрик. Сизые губы. Прощанье в глазах. Вопль грозы. Ухмылка судьбы. Слякоть. Улыбка. Вздох. Пение. Смерть». Он чешет затылок, пытаясь уловить смысл ее высокопарных признаний, и просит «чирик» в долг.
Режиссер добавляет двух персонажей – официантов, ловких помощников (Сергей Якушев и Сергей Серегин), которые представляют героев публике, зачитывают пролог и эпилог, наблюдают. На них темп спектакля временами чуть спотыкается. Они не просто озвучивают ремарки, комментируют обстоятельства, меняют декорации, они – мотор спектакля, то самое око автора, которое все видит со стороны, все подмечает. Слуги просцениума, вырисованные черно-белые фигуры, неотразимые, хамски-обаятельные, снисходительные по отношению к слабостям простых смертных, которым вдруг взбрело в голову зачем-то сблизиться, зачем-то попробовать соединить две непохожие жизни в одну.
Если просто идти за текстом пьесы – попадешь в неизбежную комедию, бытовой анекдот, любимый главным героем «Аншлаг». Она и Он, существа разных миров, Венеры и Марса, Дома литераторов и ЖЭКа. Их разговор на разных языках уморителен, реакции на одни и те же слова так различны, что естественным образом заставляют зал хохотать. На ее задыхающееся: «У Вас профиль греческого бога!» он заявляет: «Профиль у меня приличный и разряд широкий». Потом пугается при слове «ликбез», а услыхав о «миазмах», советует травить их дихлофосом.
Главное событие – вне перебрасывания репликами, в подспудном действию движении (или в случайном, непредвиденном столкновении) двух душ – мужской и женской, до ужасного непохожих во всем. Кроме одного – оба героя страшно одиноки. Только один запойно пьет, а другая – запойно пишет сонеты. Они и в самом деле начинают стремиться понять друг друга, но только это выстраивается режиссером постепенно, по нарастающей, «ломтик за ломтиком». От тонкого, едва уловимого осознания персонажем Александра Насенкова, что «вроде понравился», до такого же «нащупывания» героиней Нино Бочоришвили точек соприкосновения с мужчиной, с «профилем Иешуа» и попыток его завоевать. В камерном, интимном пространстве Малой сцены эти невесомые, бессловесные диалоги видятся особенно ясно. И актеры каждый раз осторожно, скрупулезно выстраивают хрупкую паутину чувств и подозрений героев друг о друге.
Непонимание на уровне слов даже помогает. Герои притягиваются не интеллектом, не начитанностью, – в контактную импровизацию вступают два внутренних одиночества.
«Земля по-прежнему вертится», – так заканчивается история несостоявшейся любви или не случившейся интрижки. Не состоялась, и хорошо. Для нервной системы обоих такой расклад безопаснее всего. Посмеялись и разбежались. Не страшно.
Страшно, – говорит режиссер, очень страшно. Страшно, что одиночество – невыразимое, до конца не понятое персонажами, – продолжает управлять их жизнью. В спектакле сделан акцент на последних сценах, на завершающем монологе Героя, где он впервые пытается осознать свою жизнь. Финалы двух персонажей становятся созвучными: Она бросается строчить очередной роман, описывая, как пала жертвой прекрасного обманщика, прячась в кренделях книжной лексики, а Он, в попытке понять горечь и причины своей неприкаянности, может выдавить только нечленораздельное: «А оно вишь как…Ну, пойду тогда».
март 2016